Maison Bohemique
Их платья и костюмы носят, пожалуй, самые красивые актрисы страны — от Анны Чиповской до Паулины Андреевой. Основатели бренда, Андрей Шилков и Артем Низов, рассказали L’Officiel Россия о том, как выбирают клиенток, почему не шьют простые вещи, за что ценят восьмидесятые и когда говорят решительное «нет».
То, что творится в фотостудии на Петровке, больше напоминает не съемку, а сюрприз-вечеринку посреди дня — для своих. Одна из моделей прогуливается по полу босиком, в колготках в сетку и с бантами на щиколотках. На ее плечи накинута лиловая шуба Maison Bohemique, целиком из страусиных перьев, закрепленных на тончайшей, полупрозрачной сетке, — никаких тяжелых подкладок. Такую же шубу, только сочно-розовую, примеряет на себя директор раздела «Мода» журнала L’officiel Лена Бессонова.
«Съемка не удалась, если Лену не щелкнули», — смеется Андрей Шилков.
Сегодня Андрей не в костюме и не в водолазке — как на большинстве своих фотографий, в основном черно-белых, — а в клетчатой рубашке и очках в заметной ретрооправе.
Он садится у ноутбука фотографа, чтобы сразу отсмотреть получившиеся кадры.
«Вот так красиво шея открывается, — говорит Шилков, кивнув. — Да-да, очень красиво. Теперь все сложилось. Молодцы».
Семь лет визажист Андрей Шилков и его партнер дизайнер Артем Низов сохраняли анонимность. Кто одевает главных российских актрис в наряды, по духу больше всего близкие к Сен-Лорану периода восьмидесятых, непосвященным оставалось только догадываться. Знающие молчали. Если Шилков и Низов и давали интервью, то фотографировать себя не позволяли, имен не раскрывали, отвечали на вопросы коротко и по делу. «Наша цена, — говорили они, — равнозначна качеству и затратам на изготовление. Точка». А когда речь заходила о клиентах, уклончиво отвечали, что одевают тех, кого считают нужным.
Этой осенью Андрей и Артем наконец — простите за пошловатый оборот — сняли маски. Имена тех, кто на самом деле основал Maison Bohemique, первой назвала подруга и давняя клиентка дома Паулина Андреева.
Девятого октября Bohemique устроили первый показ — в здании «Москонцерта», немецком особняке позапрошлого века на Пушечной, который описывал даже Булгаков в «Дьяволиаде». Там же Андрей Шилков и Артем Низов впервые появились на публике. К этому времени пересуды о том, кто на самом деле стоит за Bohemique, по светской Москве ходили довольно долго. «Вы не представляете, — писали в популярном светском глянце, первым взявшем у Шилкова и Низова интервью, — как трудно было нашему журналу семь лет не задавать вопрос, ответ на который мы знаем!»
«Женственность все равно переживет ugly chic и ugly fashion, — считает Андрей Шилков. — В конце концов, женщина, надевая платье, смотрит в зеркало и говорит: "Господи, какая же я красивая"».
Анонимность анонимностью, но акцентировать на ней внимание так, как это делала почти вся московская фэшн-пресса, было с какой-то стороны неправильно. В конце концов, разговоры об анонимности отвлекают от главного. То есть от самой одежды: семь лет Maison Bohemique делают демикутюр такого уровня, что в России у них нет конкурентов. Казалось бы, задача невыполнимая — но у них получается.
«Понятно, что изначально мы проговариваем не основные темы коллекции или какую-либо эпоху, которой она будет посвящена, а общее направление, стиль жизни женщин, которые нам интересны. Тех, кем мы вдохновляемся, — рассказывает Артем Низов. — Дальше делается несколько опорных эскизов, в районе ста. Сначала мы наполняем коллекцию какими-то эмоциональными, сильными, очень эффектными вещами. Но дальше идет и более коммерческое. Мы должны учитывать то, что любят наши клиентки. Если делать только фантазию, это будет очень сложная история».
«Наоборот, — не соглашается Андрей Шилков, — мне кажется, работать с фантазией и только с фантазией — довольно простая история. Это гораздо легче».
Соотношение между условными фантазией и коммерцией — больная для фэшн-индустрии тема: у дизайнера всегда есть риск впасть в одну из крайностей — и начать производить либо вещи, непонятные покупателю, либо, наоборот, совершенно вторичные. «Наша марка, — говорит Артем, — не была нацелена на коммерческую одежду. Мы предпочли сформировать круг клиентов, которые не идут к нам за так называемой базой. Ее у нас почти нет, большая часть нашей ДНК — сложные, вечерние вещи. И, как ни странно, именно такие вещи и пользуются спросом. А не "базовые" пальто».
«С другой стороны, — добавляет Андрей Шилков, — у нас изначально была установка не делать одежду "в стол" потому, что это превращается в какую-то игру. Ты делаешь вещь, как хочешь, как только ты ее видишь, показываешь кому-то — и что дальше?
Нашей задачей было делать вещи, которые бы носили, надевали на светские мероприятия, такие, которые бы нравились, за которыми бы возвращались. Позволить себе работать только в творческом направлении могут разве что модные дома с огромными инвестициями. Или любители. Я считаю, что трудиться в стол — в общем и целом утопическая идея».
Демикутюр от Maison Bohemique действительно отличается редкой применимостью к жизни. В Америке про него сказали бы: wearable. При всей внешней сложности — шлейфах, перьях, вышивках, крупных рюшах прямиком из восьмидесятых — эти вещи льстят фигуре и в некоторой степени даже облагораживают ее. Интерес Шилкова и Низова к восьмидесятым и роскоши именно в том понимании, которое бытовало тогда, — не случаен.
«Вы знаете, — рассуждает Артем, — для меня восьмидесятые — один из последних периодов перед тем, как из моды начала уходить женственность. Конечно, и в двухтысячных был пик сексуальности — агрессивный порношик, и в девяностых был Versace. Но есть ощущение, что в восьмидесятые мода и роскошь не были тем бизнесом, в который они превратились позже. Наверное, дело в этом.
Я был очень-очень маленький, Андрей чуть постарше. Гипертрофированные, утрированные восьмидесятые — из тех сериалов и фильмов, которые были у нас тогда в стране, — лично для меня стали последним эталоном женственности. Тогда было… ну, весело. Раньше было ощущение, что мода — это то, до чего ты не можешь дотянуться. В девяностые вдруг стала слишком коммерческой. А в двухтысячные ты сам стал модой. И старая-старая сказка пропала».